Жизнь нас частенько водила рядом. Сидели за одной партой, гоняли мяч за одну команду, даже за одними девушками ухаживали. Волею судьбы выбрали одну профессию. Бессребреник по натуре, аскет по философии — по жизни он, казалось, шел легко. И, вопреки всем законам, имел кучу друзей. Потому, наверное, что сам умел быть Другом. Многие годы, прилетая в отпуск с Крайнего Севера, я первым делом шел к нему. И чувства всегда — как будто не расставались... Привычный к частым прощаниям, пытаюсь обмануть себя, что это он сегодня улетел на Север. С этой верой мне б хотелось жить...

Фотокору вузовской тиражки, оформленному лаборантом одной из кафедр, ему положили “бешеные” деньги — 85 рублей, из коих он еще “отстегивал” на фотоматериалы. Легконогому, скорому на подъем ему пары минут хватало на сборы, чтобы лететь хоть в Якутию, хоть в Таджикистан — на “стройки века”, где работали политеховцы. Но для него было не меньше поэзии и в свеклоуборке близ Куликова поля... Он мечтал сделать “фотофильму” по “Охотничьим рассказам” Тургенева. Ему было всех жаль. Он любил старых и малых. Он без зова спешил помочь. Он не знал усталости. Любил... Был... Это “Ль”... — Здесь все начала и концы.

Безусловная ценность фотографий Валерия — то, что они фотографии. В них живет и царствует свет — в лицах людей, в пейзажах... Поэтому и снимки — черно-белые, цвет для светописи  — яд, превращающий фотографию-принцессу снова в золушку, прислужницу календарей и курортных проспектов... Дело стало его судьбой, заставляло понимать все тончайшие оттенки времени, чувствовать глубоко и остро, до мучительной сердечной боли. Но сердце — слишком хрупкий инструмент художника, а заменить его нечем...

Заранее не договариваясь о встречах, пересекались с ним где угодно, но почему-то почти всегда, когда мне было трудно. И только последняя встреча... Предпоследняя. Снег валил крупными шапками. Он позвонил: “Хочу показать новые карточки”. Старая улица, заборы, незащищенное крыльцо, камни и водосточная труба — саксофон, готовый для соло, — скоро весна... И все начнется снова: среди тающих сугробов мартовских улиц, в праздничной сутолоке. И на кухне, где камешки из его руки ложатся на новые снимки. Яшма, лазурит, черный агат... Черно-белые фотографии. У него была шкатулка из палисандра... Александров — это для поэтов. Пишущих и непишущих, смотрящих и видящих.